Цветок на камне / Так никто не любил

1962 - СССР

Режиссер: Сергей Иосифович Параджанов, Анатолий Алексеевич Слесаренко

Непростая история создания получилась у четвертого фильма Сергея Параджанова «Цветок на камне», вышедшего на широкий экран в 1962 году. Первоначально фильм назывался «Так никто не любил», работа над картиной началась в 1960 году под руководством украинского режиссера-документалиста Анатолиия Слесаренко на киностудии им. А. Довженко. Во время съемок трагически погибла актриса Инна Бурдученко, а Слесаренко был отстранён от съёмок, судим и приговорён к четырем годам лишения свободы. Через два года был освобождён по амнистии. Доснимал фильм и переделывал уже Сергей Параджанов. Картина вызвала серьезные нарекания со стороны руководителей украинского кинематографа, и прокат был ограниченным — отпечатали всего 158 копий фильма, а посмотрели 5 миллионов зрителей.

Действие фильма разворачивается в строящемся шахтерском городке. С энтузиазмом работают на стройке комсомольцы, однако вскоре в их жизнь врываются пришлые люди — члены религиозной секты, которые заманивают к себе девушку Христину. Однако шахтерам — Арсену, влюбленному в Христину, и Люде, в которую влюблен бригадир молодежной шахты, — удается вырвать девушку из рук сектантов.

Фильм «Цветок на камне» (1962) принадлежат к наиболее «отрицательным неизвестным» величинам в творчестве Сергея Параджанова. Внешне по своей «социологической» семантике «Первый парень», «Украинская рапсодия» и «Цветок на камне» — законченные лубки (соответственно «колхозный», «интеллигентский» и «пролетарский»), вполне разделяющие все уже неизлечимые дефекты той исторически исчерпанной модели, лубки, сливающиеся с массовой украинской кинопродукцией тех лет. Вроде бы и сам режиссер этого не отрицал. Но у всех этих фильмов есть одно весьма характерное свойство: в них нет ни малейшей эстетической взятки бытовому реализму, какому-либо бытовому правдоподобию, к которому столь энергично устремился основной поток тогдашней советской кинопродукции—как вполне конъюнктурной, так и обладавшей уже первыми «авторскими» проблесками. Параджановские же фильмы, пожалуй, даже вызывающе «неправдоподобны»—и по сюжету, и по его именно вызывающе «нереалистическим» решениям. В высшей степени условный «колхоз» в «Первом парне», самая условная советско-интеллигентская судьба в «Украинской рапсодии», и, наконец, столь же условный «шахтерский городок» в «Цветке на камне». В ту пору такая условность казалась уже вполне архаичной инерцией предшествовавшей советской киномифологии, продолжением специфической «пырьевской» кинолжи, уже даже официально отвергнутой. Но уж слишком в этих фильмах заметно желание режиссера совершенно дистанцироваться от первых всплесков советского «кинореализма»! Они, при всей своей «социологической» проблематике, также условны, как и «Андриеш». Украинско-советские поселяне, артисты и рабочие, здесь не слишком отличаются по своей «конвенциональности» от балкано-молдавских фольклорных персонажей. Режиссер в режиме самого вопиющего несоответствия «реальности» здесь совершенно склоняется к «идиллии», к тому или иному — по возможности — внесоветскому ритуалу. «Цветок на камне», злободневно, в духе атеистического спазма начала 1960-х, обличающий сектанство, вдруг самым заинтересованным образом начинает подсматривать за странными обрядами последнего — прямо через замочную скважину, замечательно кашетирующую экран. Таким образом, все эти параджановские фильмы по базовому режиссерскому инстинкту совершенно избегают «правдоподобия», в ту пору просто гипнотизировавшему «оттепельное» кино, мучительно, сквозь цензурно-редакторские рогатки, пробивавшееся к некоему отечественному варианту неореализма. «Мы, дети тюрьмы», — писал Томас Манн о Третьей империи в романе «Доктор Фаустус». В тюремных условиях 1950—начала 1960-х Параджанов, заключенный (как и все современники) в самые тесные камеры-конвенции тоталитарной псевдокультуры, ухитрялся исподволь превращать ее материал в своей тюремной кинолаборатории — в собственно культуру. Увы, словно трагически предвосхищая свои позднейшие, уже собственно тюремные, рукотворные усилия, самое простейшую материю того ада он превращал в искусство. Вадим СКУРАТОВСКИЙ

Студия Довженко начала 1960-х — это как "Мосфильм-1955": догматическое безвременье. Сергей Параджанов — очевидно, с веселым цинизмом и фигой в кармане — ему соответствовал. "Цветок" кажется тяжелым бредом. Проходчик комсомольской бригады Григорий Грива (Григорий Карпов) крутит натужно юморную любовь с комсоргом шахты Людой (Людмила Черепанова). Параллельно, и словно из совсем другого фильма, клубится психоделическая линия Христины (Инна Бурдученко), вырвавшейся из плена сектантов благодаря любви комсомольца Арсена Загорного (Георгий Епифанцев). Но искус издеваться над фильмом проходит, когда узнаешь его мрачную судьбу. Начинал съемки Анатолий Слюсаренко, но работа над фильмом увенчалась для него четырехлетним сроком (отбыл он два года) из-за гибели 21-летней украинской звезды Бурдученко, сгоревшей на съемках сцены пожара. Фильм спас, если его, вообще, можно было спасти, Параджанов, проявив тем самым режиссерскую солидарность, которая очень пригодится ему самому, когда придет его черед лечь на нары. Михаил Трофименков.

Каталог фильмов - Отечественное кино