Судьба человека

1959 - СССР

Режиссер: Сергей Федорович Бондарчук

«...Если мы будем прибегать к изощрённому кинематографическому повествованию, то мы разобьем самое ценное, что приветствует в рассказе Шолохова,— простой рассказ Соколова, который должен быть понятен и доступен миллионам людей, таких, как Соколов» Сергей Бондарчук.

Всеобщий успех «Судьбы человека» в кинотеатрах совпал с высшим официальным признанием. Режиссерский дебют Сергея Бондарчука был отмечен Ленинской премией. Самой картине официальная слава не во всем пошла на пользу. Идеологически плоской и однозначной была публичная трактовка картины. Представление о ее бесхитростной простоте закрепили десятки статей и книг. Критика назначила Андрея Соколова «воплощением русского характера», аккуратно обойдя его странности и загадки. Самая характерная особенность «Судьбы человека» — это экспрессивность ее киноязыка, которая в 1959 году, в момент выхода фильма, ценилась значительно меньше, чем последовательное жизнеподобие, и была признаком побежденного, уходящего стиля. Но одновременно в картине Бондарчука обнаруживаются элементы новой эстетики. Поразительно «холодным взором», без смягчающих эпических или мелодраматических фильтров увидена одна из первых сцен в фашистском плену. Ночью в церкви, превращенной немцами во временную тюрьму, сосед Соколова, звероподобный шкурник, угрожает молоденькому взводному, сбросившему ради спасения командирскую гимнастерку, что завтра выдаст его. Нам даже не показывают Соколова, слушающего этот разговор. Но как только пленные засыпают, он появляется рядом с обречено вздыхающим лейтенантом и уверенно, как будто такое ему не впервой, приказывает: «Держи ему ноги». И пока мы смотрим на испуганно-удивленное лицо лейтенанта, Соколов умело и быстро исполняет свой единолично вынесенный приговор. Затем, поднявшись, брезгливо и устало вытирает руки о гимнастерку, и они, пятясь и не отрывая глаз от невидимого нам тела, отступают в черную глубину церкви. Там, где ожидался подвиг, оказывается всего лишь отвратительная необходимость. В эпизоде в комендатуре концлагеря авторы используют мотив последнего желания полагающегося приговоренному перед казнью. Оторвавшись от праздничного стола, Мюллер объявляет Соколову, что он решил оказать пленному большую честь и расстрелять его лично. Он наливает стакан водки и предлагает Соколову выпить за победу германского оружия. Комендант исполняет своего рода магический ритуал: ведь убив еще одного русского, он может как бы слиться со своей победоносной армией, только что вышедшей к Волге. Причем ему необходима не просто гибель, а крайнее уничижение противника, то есть повторение того, что, как он считает, произошло под Сталинградом. Следовало ожидать, что за противостоянием этих персонажей откроется противостояние двух зеркальных мифов: нацистского и советского. Но Соколов с первых кадров фильма откровенно негероичен. Матерая массивность лица Бондарчука оказывается маской, преднамеренно плохо скрывающей ранимую и нежную душу. «Ну, Рус-Иван, выпей перед смертью, — Мюллер делает паузу, — за победу немецкого оружия!» «Благодарствую за угощение, герр лагерфюрер, но я непьющий». Авторский расчет строится на том, что из рассказа о довоенной жизни зритель знает, какой он «непьющий». Тогда Мюллер предлагает Соколову выпить за свою погибель. Русский солдат поднимает граненый стакан, француз подбирает шпагу, выбитую из рук врага, а благородный ковбой успевает раньше злодея выхватить семизарядный кольт. «После первой не закусываю!», — почему этот ответ Соколова Мюллеру так много значит для милллионов наших соотечественников? Откуда возникает уверенность, что он уже победил, а остальное дело времени? Ведь он все так же стоит на нетвердых ногах, изможденный, безоружный, приговоренный к расстрелу, перед лицом своего палача. Герр лагерфюрер не понимает, что оказался в ловушке, подстроенной им самим. Он уже не в своем, а в чужом мифе, где ему предназначена роль побежденного зла. Троекратное испытание, которое должно было унизить, а затем уничтожить героя, на самом деле предельно возвысило его. Характерно, что и коммунистическая идеология играет в фильме подчиненную роль по сравнению с национальным архитипом, который значит гораздо больше в понимании добра, самопожертвования, отношения к страданию. Бондарчук — режиссер и актер — мыслит в фильме не идеологически, а органически. Его Соколов, конечно же, наследник героической традиции, но в отличие от предшественников его уже нельзя оторвать от пережитой им трагедии. Никогда, даже в ролях людей вполне благополучных, Бондарчук-актер не излучал оптимизм. Неизбывная тоска и боль в глазах Соколова, непоправимая трещина в интонации выражают индивидуальность актера, может быть, наиболее полно из всего, что сделано им в кино.(Виталий Трояновский)

#

Каталог фильмов - Фильмы оттепели 60-70-х | Военные фильмы | Отечественное кино | Драма