Дядя Ваня (1970)

1970 - СССР

Режиссер: Андрей Сергеевич Кончаловский

Андрей Михалков-Кончаловский в интервью любит подчеркивать, что, в отличие от Тарковского, он никогда не знал сквозной, проходящей через весь фильм, темы. Замыслы возникали, приходили зачатую извне. Так, в конце 60-х годов Иннокентий Смоктуновский предложил режиссеру поставить фильм по какой-либо классической русской пьесе — «Царь Федор Иоанович», например, или «Дядя Ваня». Царя Федора Смоктуновсий вскоре сыграл в Малом театре, а Михалков-Кончаловский снял его в «Дяде Ване». На роль Астрова вначале пригласили Павла Луспекаева, но замечательный актер был уже неизлечимо болен, тогда его заменили Сергеем Бондарчуком. Профессора Серебрякова должен был играть Борис Бабочкин, но он не согласился с режиссерской трактовкой, тогда за роль взялся блистательный и импозантный Владимир Зельдин. Соней стала Ирина Купченко, открытая Кончаловским в предыдущей картине — «Дворянское гнездо», Еленой Сергеевной — Ирина Мирошниченко. Критические отзывы, как и на «Дворянское гнездо», были раздраженно-недоуменными: никакой натуры, сплошной павильон — заснятый театр. Впрочем, «Дяде Ване» достался главный приз Сан-Себастьянского фестиваля 1971 года. Горестно-недоуменный, на бегу, крик Смоктуновского «Мне сорок семь лет! Я мог бы стать...» раздался в нашем кино впервые и пока еще не стал паролем кинематографического поколения: Михалков-Кончаловский в очередной раз открывал на себя новую тему и новую поэтику и принимал основной удар. Кинематографизм «Дяди Вани» виртуозен: только в кино столь значимо замкнутое пространство. Сад, раскинувшийся за окнами, существует как мечта, мираж — дразнящий и недоступный. Единственное разомкнутое пространство, представленное героям в реальности — это кошмар голой выжженной равнины с одиноко торчащим скелетом дерева, мимо которого протарахтит бричка доктора Астрова. Это кошмар повседневной — «социальной» — жизни, открывающейся в фотографиях, то газетных, то перебираемых доктором Астровым: дети-жертвы очередного голода в Поволжье, олень, подстреленный на охоте государем-императором Николаем Александровичем (и взгляды у них одинаковы), и за кадром — музыка Альфреда Шнитке, больше напоминающая лихорадочное биение пульса. Может быть, ключ картины — в той бесстрастно-констатирующей интонации, с какой говорит Астров-Бондарчук бьющемуся в истерике Войницкому: «Наше положение — твое и мое — безнадежно». И в финальном кадре, следующем после знаменитого монолога Сони насчет неба в алмазах, камера проплывает над землей, освещенной холодным закатным солнцем, и земля наглухо скована льдом. Нигде в нашем кино, может быть, кроме «Короля Лира» Козинцева, вышедшего годом раньше, не запечатлелся с такой силой и пронзительностью конец надежд предыдущей — «оттепельной» — эпохи. И, казалось, единственное спасение — отрешиться от всяких надежд и принять безнадежность с поднятой головой...

Критики приняли «Дядю Ваню» хорошо. Хвалили на все лады и находили художественное обоснование для перехода цветного изображения в черно-белое. Я кивал головой, соглашался, говорил умные слова о психологическом воздействии цвета, но на деле все обстояло проще – вечный советский дефицит! С гораздо большим удовольствием всю картину я снял бы в цвете на «Кодаке».
Картина ушла на фестиваль в Сан-Себастьян. Меня с картиной не послали: такое вот хамство. Августовской ночью на Новослободской улице, где мы с Вивиан снимали квартиру, я подошел к газетному щиту и испытал озноб восторга – в углу полосы была маленькая заметка: «Дядя Ваня» получил «Серебряную раковину».
Много лет спустя на фестивале в Сочи мы с Бондарчуком (для него этот фестиваль оказался последним) встретились. Я спросил:
– Сережа, ты помнишь, как ходил в ЦК, жаловался, что я снял антирусскую картину?
– Мудак был! – грустно улыбнулся он. Андрей Кончаловский.

# #

Каталог фильмов - Кинооператор Георгий Рерберг | Композитор Альфред Шнитке | Экранизация. А.П. Чехов | Драма | Отечественное кино