Уважаемые друзья!
Интернет магазин INOEKINO.ru приостанавливает обработку заказов.
С уважением, администрация INOEKINO.ru

Режиссер

Юрий Борисович Норштейн
Yuriy Norshteyn

Юрий Борисович Норштейн Дата рождения: 15.9.1941

Биография:

Режиссер, сценарист, продюсер, актер.

Режиссер Юрий Норштейн родился в деревне Андреевка Пензенской области, когда его родители находились в эвакуации. Вырос в Москве, в Марьиной роще . Окончив двухгодичные курсы мультипликаторов, в 1961 году устроился на киностудию «Союзмультфильм». В качестве художника-мультипликатора работал с известным режиссёром Иваном Ивановым-Вано.
В 1968 году Норштейн дебютировал мультфильмом «25, первый день» — совместной работе с Аркадием Тюриным — в котором были использованы работы советских художников 20-х годов Лентулова, Альтмана и Петрова-Водкина
В анимации Норштейн использует специальную технику многоярусной перекладки изображения, что придаёт мультфильмам эффект трёхмерного изображения, и наотрез отказывается пользоваться анимационной компьютерной графикой.
В течение многих лет он работает вместе со своей женой художником-мультипликатором Франческой Ярбусовой и оператором Александром Жуковским.
В 1981 году Норштейн начал работу над мультипликационным фильмом «Шинель» по повести Гоголя, над которым работает и по сей день.

Юрий Норштейн. Готов ждать.

Это необъяснимо (или закономерно?): Юрий Норштейн двадцать лет снимает "Шинель", вообще за всю жизнь сделал всего несколько мультфильмов - а поклонение и обожание публики неизменно. Смирись Юрий Борисович с новыми порядками в киноиндустрии – возможно, все было бы чуть проще, но Норштейн принципов не меняет. его требования к окружающему миру высоки, как и требования к самому себе. Потому, наверное, когда он приехал в Петербург представлять свою книгу, поклонников на встречу с ним собралось больше, чем на рандеву с самой поп-звездой.

- Как появилась ваша книга?
- История ее появления вполне прозаическая. В прошлом году в московском музее им.Пушкина была моя выставка, для которой этот альбом и был выпущен – в качестве каталога. Писать я не люблю и специально почти ничего не пишу – тексты, которые вошли в каталог появились в результате лекций, прочитанных на режиссерских курсах. Лекциями это тоже, честно говоря, назвать трудно – это, скорее, рассказы, собранные мною за всю жизнь: то, что я видел, слышал, чувствовал.
- Юрий Борисович, где вы сейчас более востребованы, где ваши фильмы популярнее: в России или заграницей?
- Мое творчество более всего востребовано в Японии. Не знаю, почему так вышло – наверное, имеют место какие-то внутренние совпадения. Моя любовь к Японии, к японской поэзии началась давно, и наверное, эта любовь пронизывает все мои фильмы. Вообще жизнь, творчество полны таких совпадений. Я был в Соликамске году в 90-м, в одном монастыре при лагере. Он уже был пустой: вышки разбитые, фонари, ветер везде гулял. Я иду и думаю: "Ведь я уже был здесь". А потом узнал, что оказывается Варлам Шаламов был в этом лагере…
- Когда вы работали над "Шинелью" – очень петербургским по духу произведением – вы думали о нашем городе?
- Я никогда не думал о городе, как ни странно – не думал конкретно о его вывесках, старых рекламах, витринах магазинов. Но у меня было ощущение города; мне хотелось вне каких-то конкретных обозначений дать это ощущение: эту мокроту, слякоть, снег с дождем, промозглость, свист ветра. Здесь ведь, в отличие от Москвы улицы прямые – ветер свистит по-особому. Но я даже не пытался воспроизводить реалии. Может, они и будут, не знаю… Нужно что-то более существенное, нужен воздух – а это совсем другое. Можно утонуть в реальности, которой сечас очень много и в кино и в анимации. Но в кино важно не изображение, а то, что за изображением.
- А кстати – как вы относитесь к нашему городу?
- Когда-то Пушкин написал про этот город: "По пояс в воду погружен". Теперь он во что-то другое погружен, кажется… Хотя воспринимается все равно через Пушкина, через Гоголя, через Достоевского – который, кстати, этот город не любил. Написал в дневнике сначала цитату из Пушкина: "Люблю тебя, Петра творенье", и ниже -–"Признаться, не люблю дворцы и памятники".
- У вас похожее ощущение?
- Честно говоря, да.
- Юрий Борисович, творчество – занятие довольно мучительное. Когда вы чувствуете себя счастливым?
- Когда я гуляю по лесу в осенние дни, под ногами чавкает грязь и моросит мелкий дождик. И я могу предаваться своим мыслям, смотреть на увядающую листву и точно знать, что на следующий год это все опять прорастет буйным цветом. Вот это для меня и есть – счастье.
- Рискну предположить, что маленькие дети не любят ваши фильмы – в них слишком мало цвета, что понимание вашего творчества приходит к человеку лет в пятнадцать, не раньше. Для чего вам нужно это смещение фокуса: вы явно обращаетесь ко взрослой аудитории, но скрываетесь под маской детства?
- Я помню, как моя внучка, когда ей было чуть больше полутора лет, посмотрела "Ежика в тумане", и с большим удовольствием. Я показал ей этот фильм спустя какое-то время снова, когда она стала старше: смотрела его из-за двери, а когда наступал очередной драматический момент, говорила: "Мама, я хочу попить" – и убегала. Потом, лет в пять она смотрела его уже совершенно спокойно и даже знала наизусть. На самом деле черно-белое кино таит в себе гораздо больше, чем цветное. Но если даже и в пятнадцать лет человек полюбит мои фильмы – что ж, я готов подождать.
- А ваше первое впечатление от искусства?
- Когда мне было лет семь, мне в руки попал сборник "Третьяковская галерея". Каюсь, я украл оттуда четыре картинки: "Голову Иоанна Крестителя" Иванова, "Троицу" Рублева, "Анкор, еще анкор" Федотова - я так долго смотрел на эту картину, что у меня было полное ощущение того, как прыгает пудель, я слышал стук его лап. И "На пашне" Клодта – меня поразило то, как там была написана земля: как она блестит на солнце, и круп лошади отражает свет. Я ничего там не понимал, конечно. Но видимо есть какая-то тайная сила, которая апеллирует к инстинкту, а не к сознанию.
- В России трудно купить ваши фильмы.
- Есть такая фирма "Крупный план" – лет семь назад они выпустили мои фильмы, не спросив меня, конечно; и это был стопроцентный брак. В суде я не смог отстоять свои права – они победили. И после суда их директор отвел меня в сторону и сказал: "Юрий Борисович, ну вы же понимаете, что мы не могли проиграть?" Они берегут реноме своей подлости, понимаете? Подлость стала синонимом нашей жизни. Все то, о чем мы читали в романах Бальзака и чему ужасались, стало нормой. Но я сказал этим людям, что где бы я ни был, повсюду буду этот диск показывать и говорить – не покупайте!
- А существуют фильмы в подлинном качестве?
- Нет. В Америке есть: права на мои фильмы купил Олег Видов, у которого в Голливуде есть студия – я лично сидел у них в офисе и правил эти копии на компьютере. Потом "Союзмультфильм" начал торговать моими фильмами во всех странах. А в России так ничего и нет.
- Вы говорите – пришли иные времена. А изображение в ваших фильмах, подход к нему тоже меняется?
- Это вопрос о том, меняется ли язык искусства по отношению к тому, что происходит вокруг. Да, меняется. Только надо четко понимать, что каждодневных изменений быть не может. И они должны быть продиктованы временем, а не нашим стремлением повторить что-то. Какое явление было самым мощным в изобразитльном искусстве ХХ века? Авангард. Будто взрыв произошел: художники стали по-новому понимать, что такое цвет, что такое пространство. Я очень люблю эту эпоху и многое нахожу в ней для своей мультипликации.
- У Волчка из "Сказки сказок" дивные глаза. У них наверняка есть какая-то история.
- Персонаж был уже почти полностью готов, но что-то меня не устраивало – я сам не мог понять, что. И вот однажды я увидел фотографию котенка: его, очевидно, только что вытащили из воды – к шее были привязаны веревка и булыжник. И меня потряс трагизм, которым были наполнены эти глаза. Я понял, что это глаза Волчка.
Но вообще, этот разговор шире, чем разговор о конкретном персонаже, потому что такие глаза – они всюду. Например, когда создавался Акакий Акакиевич, у нас висели портреты разных выдающихся людей. Помню, мне попались фотографии Капицы-старшего: как он пьет чай, как рассматривает фотоальбом – как дитя. Великие люди ведь в чем-то дети. И эта детскость вполне рифмуется с детскостью Акакия Акакиевича, для которого нет в жизни ничего интереснее, чем писать буквы. А глаза его – это глаза, увиденные мною на фотографиях заключенных из концлагерей. Это глаза человека, знающего. что он обречен – окончательно, бесповоротно. Я подумал, что у Акакия Акакиевича должны быть такие глаза, когда он приходит к чиновному лицу.
- Кто художник ваших фильмов?
- Моя жена Франческа Ярбусова. Она для меня загадка, хотя мы живем вместе уже 48 лет. Всегда закрыта – и всегда открываю в ней что-то новое. Она хорошо знающий художник: знает, как растет трава, как распускаются почки – художнику необходимо знать эту первую гармонию мира, чтобы потом создавать гармонию, сочиненную сознанием. Хотя именно с ней я ругался так, как ни с кем: знание иногда мешают образу, и на этой почве у нас происходят просто смертельные схватки.
- Как вы относитесь к компьютерной анимации: кто-то считает, что это губит волшебство мультипликации, кто-то наоборот – что создает.
- Знаете, для меня волшебство - в муравье, ползущем по траве, а не в виртуальной реальности. А это все дешевка.
- Вы считаете, что все вернется?
- Если не вернется, то наше сознание будет подавлено, и мы просто перестанем быть нормальными людьми.
- Многие перешли с пленки на видео, а вы – нет.
- Да, я на пленке снимаю. К сожалению, в Москве закрылись лаборатории по проявке черно-белой пленки и нам приходится проявлять самим. Другого выхода нет, чтобы остаться самим собой. А я считаю, что свобода – как раз в этом.

Юрий Норштейн так и не доснял "Шинель": при советской власти, как он говорит, было снято двадцать минут, в новые времена – всего пять.

Записала Жанна Каренина для СМОТРИ НАСТОЯЩЕЕ!

Художник в тумане